Foreign Economic Growth Strategy in the Context of Russia’s National Interests: Assessing the Potential Key Directions and Risks
Abstract: In the context of the formation of the world economy on the basis of multipolarity, a polycentric development model and related processes, and the fragmentation of international economic relations in most national economies, there is an urgent need to search for drivers of economic growth that are adequate to the architecture of the modern world economy. The revised version of the Concept of the Foreign Policy of the Russian Federation declares a new form of strategic planning as a national interest. National interests predetermine strategic goals, and the latter, in turn, serve as a starting point in setting specific tasks for the development of the national economy, individual industries and regions, as well as indicators of economic growth. Modern cooperative forms of reproduction processes based on global value chains, primarily in the Eurasian space, can play a fundamental role in this.
Key words: multipolarity, polycentric model of development of the world economy, national interests, connectedness, harmonization of interests in models of industrial cooperation, economics of comparative advantages of modern forms of international economic relations.
The modern world economy and international economic relations have entered a complex period of transformation. In modern economic science, understanding these processes is both natural and essential, primarily for developing a national economic strategy.
It is recognized that “the pivot to the East has become a natural continuation and practical embodiment of Russia’s adopted philosophy of foreign-policy multipolarity in which it sees itself as one of the global poles of power.”1
In the context of the formation of a polycentric model of the world economy and the associated turbulence in social relations across most national modern economies, there is an urgent need to identify economic growth drivers appropriate to the architecture of the modern world economy. The revised version of the Concept of the Foreign Policy of the Russian Federation published on March 31, 2023, traditionally serves as a document that defines basic strategic guidelines for domestic diplomacy, stating that “Russia... is one of the sovereign centres of global development performing a historically unique mission aimed at maintaining global balance of power and building a multipolar international system, as well as ensuring conditions for the peaceful progressive development of humanity on the basis of a unifying and constructive agenda.”[1] [2] [3]
The new edition of the foreign policy concept declares “national interests” as a new form of strategic planning. National interests predetermine strategic goals, which in turn serve as starting points for setting specific practice-oriented tasks.
This novelty of this provision is exceptionally significant. With few excep- tions,3 economic science lacks works that analyse the problem of harmonizing the economic interests of agents that are extremely diverse in their nature, goals, subjects of economic activity, and country affiliation. Ignoring this problem creates imbalances and social tensions both in society — indicators of economic depression — and in international economic relations.
A balance of interests can be found within the context of global and national economies. The combination of national economies forms the basis of the global economy and represents an essential condition in defining the world economy.
What are the horizons and geoeconomic factors of the North-South cooperation? This is a critically important question. The main thing that could make scientific understanding possible is through the detailed analysis of international economic relations in the context of balancing national interests, including, first and foremost, and RIC countries (Russia, India, China), BRICS, SCO, CIS, and EAEU.
The pattern of deglobalization processes remains complex and contradictory. Its full conceptualization requires time. Currently, attempts are being made to formulate the main political and economic indicators of fundamental changes in the world economy, international economic relations, and international business.
Minister of Foreign Affairs of the Russian Federation Sergey Lavrov stated during a January 18, 2024 press conference in Moscow on Russia’s foreign policy performance in 2023, “We have a clear vision for our domestic development plans [...] various ways to promote sustained economic progress in today’s environment, considering the aggressive and unlawful policies of the United States and its satellites. The goal is clear. It is to eliminate our dependence on any manufacturing, supply and logistics chains, financial and banking systems whenever our Western colleagues exercise too much control over them in one way or another. Previous and future decisions articulate this policy without any ambiguity.”[4]
According to Alexander Yakovenko, deglobalization, the second wave of decolonization, the crisis of the liberal ideology, the crisis of five centuries of Western dominance in global politics, economics and finance — these and 22 other directions of civilizational development will form the foundation of the future world order.[5]
Als noteworthy is the report of the 60th annual Munich Security Conference in Germany (February 16-18, 2024), titled Lose-Lose? which states that now key players are abandoning neoliberal principles and formulating economic policy based on national security considerations. A new economic order is emerging -so-called securitized globalization. It is characterized by “[diversification of] trade relations to reduce exposure to rivals (“de-risking”), shifting supply chains and investment to countries that are geopolitically aligned,” and “discriminatory interventions” (sanctions and means to prevent the leakage of technology). The report refers the U.S.-China competition for chips, sanctions against Moscow, and Russia’s creation of its own financial messaging system as an alternative to SWIFT to name a few.[6]
The UN DESA report World Economic Situation and Prospects 20247 forecasts that the global economy faces a prolonged period of slow growth, threatening the achievement of sustainable development goals.
In our view, developing an effective foreign economic strategy and trade policy for a national economy or integration association requires consideration of these macroeconomic indicators.
The main indicators of forecasts by the expert community, international organizations, and governmental bodies in different countries can be summarized in the following generalizations and conclusions.
Forecasts of International Organizations
|
GDP growth rates, % |
2023 |
UN (Jar 24) |
WB (Jar 24) |
IMF (Oct 23) |
|||
|
2024 |
2025 |
2024 |
2025 |
2024 |
2025 |
||
|
World (at PPP) |
3.0 |
2.9 |
3.2 |
2.9 |
3.1 |
2.9 |
3.2 |
|
USA |
2.5 |
1.4 |
1.7 |
1.6 |
1.7 |
1.5 |
1.8 |
|
Eurozore |
0.6 |
1.1 |
1.5 |
0.7 |
1.6 |
1.2 |
1.8 |
|
Japar |
1.7 |
1.2 |
1.1 |
0.9 |
0.8 |
1.0 |
0.7 |
|
Chira |
5.3 |
4.7 |
4.5 |
4.5 |
4.3 |
4.2 |
4.1 |
|
Irdia (fiscal year) |
6.4 |
6.3 |
6.6 |
6.4 |
6.5 |
6.3 |
6.3 |
|
Brazil |
3.1 |
1.6 |
2.3 |
1.2 |
1.5 |
1.5 |
1.9 |
|
Russia* |
2.7 |
1.3 |
1.5 |
1.3 |
0.9 |
1.1 |
1.0 |
Source: UN, World Economic Situation and Prospects 2024; World Bank, Global Economic Prospects; IMF, World Economic Outlook.
The most evident factors include inflationary pressure, which, while having eased somewhat (thanks in part to non-economic factors in energy and food markets), remains strong; high interest rates leading to increased interest payments on government debt; and growing geopolitical tensions in different parts of the world, leading to trade and investment restrictions and other non-market economic measures.
Other factors that determined the dynamics of the world economy in 2023 included weakening international trade, high borrowing costs, and growing public debt. Monetary tightening, which plateaued in the second half of 2023, stimulated capital outflows and limited growth in developing countries. Inflation reduction was achieved against the backdrop of high interest rates.
Developing countries (with the exception of “tourism-oriented” small island 7tates)rOdavedWgheeyfiteeNattOonswcommerthe Econsmqwcsocio fffhes (UO VIDAgits i s partlypadrtuneertsohiplowgiitshttihces UpnriotebdleNmatsionasnCdodnfeemreancnedofnrTormademaanjdo Dr etvrealdoipnmge pnta(rUtnNeCrTsA(DC) haninda the five Urited Natiors regioral commissiors.
and Germany).
External debt is an exceptionally important problem in the modern world economy, as it has an extensive influence on international economic relations. It is recognized that, for most countries, the growth of the debt burden (at the state and corporate levels) and problems with government debt — including interest rate hikes — impacted economic dynamics in a massive way. According to the Institute of International Finance (IIF), as of the end of Q3 2023, total world debt reached $307 trillion. Approximately two thirds of global debt belongs to countries with so-called mature markets (MM), or “developed” countries. Countries with so-called emerging markets (EM), or “developing countries,” account for one third of global debt. The total debt of developed countries as of the end of Q3 2023 was $206 trillion, up fr om $194.4 trillion at the end of Q3 2022. The totals for developing countries were $101.3 trillion and $94.5 trillion, respectively.8
The increasing number of trade restrictions has led to weak international trade dynamics, increased geopolitical tensions, and ultimately, slower economic growth.
In the CIS countries, economic growth exceeded forecasts due to high- er-than-expected growth rates in the Russian Federation and strong indicators in the Caucasus and Central Asian countries.
The combined GDP of CIS countries and Georgia in 2023 grew by an estimated 3.3 percent and is projected to increase by 2.3 percent in 2024.
Economic dynamics in the post-Soviet space are undoubtedly influenced by integration processes, primarily among Eurasian Economic Union (EAEU) member countries. The EAEU was established based on the accumulated experience of member states of interaction within the CIS, Eurasian Economic Community, Customs Union, and Common Economic Space, while also incorporating the best global practices and advanced international experience, including the functioning of the EU and WTO. Specifically, WTO norms, rules, and principles were taken into account when developing the EAEU Treaty and still serve as the foundation for preparing preferential and non-preferential trade arrangements between the EAEU and third countries.
The EAEU’s primary objective is to improve the wellbeing of citizens in member states. To this end, Russia, Armenia, Belarus, Kazakhstan, and Kyrgyzstan are actively working to form a common EAEU market designed to ensure the free movement of goods, services, capital, and labour. Today, the EAEU represents more than 184.3 million consumers. The combined GDP of the EAEU member states exceeds $2 trillion.
Statistics show that membership in the EAEU brings significant benefits to the
1. Global Debt Monitor. Politics and Climate Finance in a High-Debt World. IIF, November 16th, 2023; Katasonov, 2023 Results: Global Debt “Breaks Through the Threshold” of 300 Trillion Dollars. Available at: https://fondsk.ru/news/2024/01/03/itogi-2023-goda-mirovoy-dolg- probil-planku-v-300-trln-dollarov.html (in Russian).
states. The combined GDP growth of all member states from 2016-2021 was 9.6%. Of this, nearly 0.7% (over $10 billion) is the contribution of Eurasian integration — a tangible and significant integration effect. Moreover, the integration effect for the EAEU’s partners — Armenia, Belarus, and Kyrgyzstan — is more pronounced since the EAEU constitutes one of the key markets for their products and an essential import source. Between 2016 and 2021, Armenia and Kyrgyzstan gained an additional 1.5 percentage points in GDP growth, while Belarus gained 4.9 percentage points, and Kazakhstan 0.5 percentage points. Meanwhile, serious pressure is still being exerted on these allies of Russia, aimed at discrediting and weakening them.
Central Asian states (Kazakhstan, Kyrgyzstan, Uzbekistan, Tajikistan, and Turkmenistan) have achieved significant progress in their development over the past 20 years. Their combined GDP during this period increased more than sevenfold, reaching $347 billion in 2021. Central Asia’s share in world GDP at PPP has grown 1.8 times since 2000. The compound annual growth rate for Central Asian countries was 6.2% over the past 20 years (developing countries as a whole grew at a rate of 5.3%, compared to the global average of 2.6% per year). Central Asian states have established themselves economically and possess serious development prospects. Growth in export revenues, remittances from labour migrants, and foreign direct investment have contributed to increased household incomes and reduced poverty. In most countries of the region, GDP per capita at PPP has tripled.
The foreign trade turnover of Central Asian countries reached $165.5 billion in 2021, growing sixfold over the past 20 years. The location of Central Asian countries at the crossroad of transport routes creates opportunities for developing transit potential both in terms of the transportation of goods and in terms of involving the countries of the region in cross-border production chains. Intraregional trade is developing faster than foreign trade, and its share in total trade consistently increasing, having reaches 9.9% by the end of 2021. Uzbekistan has provided significant momentum to the development of, and increase in, intraregional trade since 2017.
Despite the progress that has been achieved, several systemic challenges constrain the socio-economic development of Central Asian states. Significant barriers include the quality of the institutional environment, bottlenecks in regional transport networks, social problems, macroeconomic risks, and an insufficient level of harmonization in regional trade and economic relations. The countries in the region need to overcome four key structural challenges: 1) lack of access to the sea; 2) resource dependence and underdeveloped financial sectors; 3) inconsistency in the water and energy sector; and 4) climate change. Acting in coordination, Central Asian countries will have greater opportunities to overcome structural development problems. Increasing pressure on energy systems amid growing economic activity and the interconnection of the countries in the region through common river basins make water-energy cooperation critical and inevitable.
According to the Center for Macroeconomic Analysis and Short-Term Forecasting (CMASF), Russia’s GDP will increase by 3.3-3.5% in 2023, 1.5-1.8% in 2024, and 2.0-2.3% in 2025. These negative forecast estimates stem from higher inflation and the resumption of monetary tightening in the Russian Federation in 2024.
Russia Against the Global Background: Relative Dynamics and Assessment
Sources: UN DESA, World Economic Situation and Prospects 2024; CMASF estimates.
Оценка OOH <un desa>:
° В 2023 г. показатели российской экономики были более высокими, чем ожидалось, адаптировавшись
к новым условиям и экономическим санкциям
• Торговля, финансовые потоки и денежные переводы были переориентированы
• Российский экспорт нефти и нефтепродуктов был перенаправлен из Европы в Азию
• Появились новые цепочки создания добавленной стоимости, особенно внутри ЕАЭС
• Выросли доля государственных расходов в ВВП и импортозамещение
• Сельскохозяйственное производство остается высоким
• Быстрый рост номинальной заработной платы и увеличение социальных трансфертов способствовали росту частного потребления в первой половине 2023 г.; субсидируемая ипотека поддерживала строительство
|
Динамика ВВП, темпы прироста в % |
GDP Dynamics, growth rates in % |
|
Мир |
World |
|
Россия |
Russia |
|
Оценка ООН: |
UN DESA: |
|
В 2023 г. показатели российской экономики были более высокими, чем ожидалось, адаптировались к новым условиям и экономическим санкциям |
In Russia, economic growth in 2023 was stronger than anticipated, having adapted to the new context and the economic sanctions |
|
Торговля, финансовые потоки и денежные переводы были переориентированы |
Trade, financial and remittance flows were reoriented |
|
Российский экспорт нефти и нефтепродуктов был перенаправлен из Европы в Азию |
Russian oil and petroleum products exports were redirected from Europe to Asia |
|
Появились новые цепочки создания добавленной стоимости, особенно внутри ЕАЭС |
New value chains have emerged, especially within the Eurasian Economic Union |
|
Выросли доля государственных расходов в ВВП и импортозамещение |
Import substitution and a share of public spending in GDP increased |
|
Сельскохозяйственное производство остается высоким |
Agricultural output reached close to record levels |
|
Быстрый рост номинальной заработной платы и увеличение социальных трансфертов способствовали росту частного потребления в первой половине 2023 г.; субсидируемая ипотека поддерживает рост |
Rapid nominal wage growth against the background of a tight labour market, along with increased social transfers, boosted private consumption in the first half of 2023; subsidized mortgages support growth |
|
Динамика потребительской инфляции (среднегодовой), темпы прироста в % |
Consumer Inflation Dynamics (annual average), growth rates in % |
|
Мир |
World |
|
Россия |
Russia |
|
Целевой уровень Банка России |
Bank of Russia target level |
New industrial developing countries (India, the countries of Southeast Asia), new technology development, and new country partnerships forming new centres of power may become world economy drivers.
In this context, it would be particularly interesting to compare the economic growth potential of the eurozone and China.
The main eurozone economic growth indicators for 2023 show that, on average, the economy grew at near-zero rates (with the small recession in Germany being an exception). The labour market remained stable. Weak growth is forecast for 2024, although the possibility that individual eurozone countries might fall into recession exists. Growth will be negatively affected by high interest rates, fiscal policy tightening, and geopolitical conflicts. Some eurozone countries may also face debt crises amid rising interest rates on government debt. Energy security concerns persist. The accelerated energy transition will divert resources, slowing economic growth. Significant investments in the military-industrial complex and increased purchases of weapons and military equipment are also evident.
Today, the EU economy “[...] is 65 per cent of the size of the U.S. economy.”[7] Back in 2013, this figure was 91%, even though the population of the European Union exceeds that of the United States by almost 100 million. Per capita, U.S. gross domestic product is more than twice the size of the EU’s, and the gap is increasing. And the same can be said of technological leadership, R&D funding, semiconductor production, university rankings, etc. The double American blow to European competitiveness — through breaking energy and economic ties with Russia and stimulating the flow of investments and innovative resources from the Old World to the New World (through the America COMPETES Act of 2022) — is already affecting living standards in European countries.10
In 2023, China’s economic growth was constrained by weak domestic and external demand, as well as by a housing crisis. Government support measures (including tax and fee reductions for businesses, and monetary policy easing) failed to restore domestic demand. China is conducting a generally stimulating monetary policy — one that sharply contrasts with the approaches of the United States and the eurozone countries. A further decline in GDP growth rates is forecast due to the high level of debt in the economy, especially in the housing sector, and unstable external demand. The United States and its allies may impose trade and investment restrictions aimed at constraining China’s economic and technological development.
10 Dynkin, A. A. (2023, November 27). On the Formation of a New World Order According to the “North-South” Model. Available at: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/ comments/o-formirovanii-novogo-miroporyadka-po-modeli-sever-yug/ (in Russian).
|
Indicator |
2021 |
2022 |
2023 |
|
GDP, % |
8.5 |
3.0 |
5.2 |
|
Inflation |
0.9 |
1.9 |
0.7 |
|
Unemployment rate, % of EAP |
5.1 |
5.5 |
5.3 |
China’s trade balance (seasonally adjusted), in billion USD
China’s export-oriented economic model, facing growing world market uncertainty and geopolitical challenges, has led to a change in the country’s concept of economic growth. “This implies two important economic policy shifts: first, redirecting attention from real estate construction to advanced high-tech production development in sectors driving modern scientific and technological progress, and second, changing predominant macroeconomic directions.”11 Russia’s significance as a trading partner is growing significantly.
In this context, a the question naturally arises: “Is there a danger that, having freed ourselves from Western domination and corporate dictates of the West, we will fall into complete dependence on Chinese corporations and surrender our market to them?” The most accurate answer, which we will share here, is “This danger always exists.”12 It should be noted that “already the structure of Russian exports to China is noticeably worse than overall exports. Over three decades, Russia has transformed from a machinery and equipment supplier into a raw material appendage of the Chinese economy.”13
An analysis of foreign economic relations allows us to outline the most effective instruments of protectionist policy in China’s export-oriented economic model, including:
Bank loan payment subsidies at preferential (government-funded) interest rates; Priority support within bank credit policy; Preferential administrative approval procedures; Priority currency support; Tax refunds on export equipment and other materials related to foreign investment projects; Priority access to foreign financing services, investment consultations, risk assessment and control, and insurance investments; Coordinated support from multiple government depart-
11 Pirozhenko, V. China: On the Threshold of Changing Its Economic Growth Concept. Available at: https://fondsk.ru/news/2024/01/05/kitay-na-poroge-smeny-koncepcii- ekonomicheskogo-rosta.html (in Russian).
12 Academic Supervisor of the Faculty of World Economy and International Affairs of the Higher School of Economics National Research University Sergey A. Karaganov. «БИЗНЕС Online», January 12, 2024. Available at: https://globalaffairs.ru/articles/strah-pered-adom- vosstanovit/ (in Russian).
13 Glazyev, S. Y. (2024). Beyond the Horizon of the End of History: A Monograph. Prospekt, p.
233 (in Russian).
ments with an emphasis on information exchange, diplomatic protection, foreign travel for personnel, and the registration of export/import legal rights.
China faces accusations of illegal reverse engineering, which is a violation of patent and intellectual property rights. Chinese engineers disassemble products or components and produce similar items without authorization from rights holders.
Reverse engineering allows Chinese engineers and scientists to recreate products made by manufacturers that are not Chinese, which reduces R&D time and expenses. This practice aligns with Beijing’s industrial policy goal of “introducing, mastering, absorbing foreign technologies and reinventing this technology with improvements.”
The PRC employs various tools to force foreign technology and intellectual property transfer to Chinese competitors, including: Foreign ownership restrictions, forcing joint ventures and partnerships that explicitly or implicitly encourage technology transfer; Hostile administrative and licensing procedures; Discriminatory patent law and intellectual property restrictions; Security reviews; Technological standards for control and safety; Database localization; Burdensome and exhausting testing requirements; Discriminatory catalogues and lists; Government procurement restrictions; Local technological standards that significantly deviate from international norms, potentially creating “back doors” for Chinese access to source codes and encryption algorithms; Forced R&D localization; Antitrust legislation; Expert review panels; Chinese Communist Party influence on corporate governance; transfers of Chinese workers to joint ventures.
The Cybersecurity Law of the People’s Republic of China, which came into effect in July 2017, establishes security reviews for products and services, imposes restrictions on cross-border data transfers, requires data localization, and authorizes the development of a national cybersecurity standard that exceeds international standards in scope and volume.
Integration production processes in modern international economic relations and international business are based on the economics of comparative advantage, which is determined by three effects: the creation of trade; the shifting of trade flows; and the development of economies of scale.
This format of this article does not allow for a more detailed examination of this aspect of the problem, but we should note that it remains regrettably outside the scope of modern scientific research.
The division of labour, as the dominant trend in the global economy, and the resulting global value chains have shaped integration production processes in modern international economic relations and international business. This factor has created import dependencies in Russia’s national economy.14
14 The import dependence of the Russian economy: in means of production — 50-90%; carbide
The fate of national strategic backbone assets raises particular concerns. One example is Russian Aluminium, “which, through sanctions threats, was effectively expropriated and placed under U.S. government control. Nine aluminium plants with a total production capacity of 4 million tonnes annually, four major hydroelectric power plants with a combined capacity of approximately 15,000 MW serving 15 million people, and other En+ Group assets came under the control of the U.S. Office of Foreign Assets Control [,..]”15
According to Professor Viktor Katasonov, between 1994 and 2021, approximately $2.5-3 trillion was withdrawn from Russia. Moreover, the scale of foreign capital withdrawals increased over time. While in the 1990s an average of $20-30 billion left the country annually, in recent years this figure has approached $200 billion.
In our opinion, modern imbalances in foreign economic activity in the world economy stem from global value chains (GVCs), which have become essential components of the post-industrial model of the global economy (sixth technological order). An adequate and scientifically based understanding of “trade tasks” related to increasing the added value of products during cross-border movement, and the ability to address these issues, have become decisive factors in creating an effective regulatory environment for global trade. In this context, issues of profitability in the domestic and cross-border GVC segment are extremely relevant for all economies regardless of their level of development. And this dictates the need to develop a comprehensive strategy aimed at purposeful GVC advancement and the improvement of international cooperation.
The search is possible within the context of global and national economies. The combination of national economies forms the basis of the world economy and is an essential condition in defining the world economy. The main search vectors have also emerged. We include G20, BRICS, SCO, CIS, and EAEU activities, anti-crisis measures to eliminate imbalances, and solving debt problems.
However, sustainable growth can, in our opinion, also be significantly ensured within the framework of the national economy through the harmonization of the interests of economic agents. Economic interest is the main category for identifying real causes and the root motives for people’s economic activity and economic
tools — 75-80% (Stankoinstrument Association, March 2021); shipbuilding components — over 70% (United Shipbuilding Corporation, June 2020); food industry equipment — 55% (Rosspetsmash, October 2020); amplifiers, microphones, and sound modulation — 95-97.5% (Ministry of Industry and Trade, June 2021); road construction equipment — 60-70% (HSE, 2021). And the share of domestic microelectronics is no higher than 10% (TASS, September 2020). See Tolmachev, P.I. (2023). Foreign Economic Factors of Integration Processes Under the Conditions of Modern Trends in the World Economy. Questions of the New Economy, 3(67), 27-40 (in Russian).
15 Glazyev, S. Y. (2024). Beyond the Horizon of the End of History: A Monograph. Prospekt, p. 244.
behaviour that underly immediate motivations. Economic interests promote consistency in the interactions of various social groups in the continuous adaptation to economic changes that shape these interactions. Economic interests express relationships between the subjects of economic activity — economic agents — regarding the production, distribution, exchange, and consumption of material resources and civilization benefits. Economic relations, manifested through economic interests, become driving forces for social development and motivating factors for the activities of economic agents. Economic science largely lacks works that analyse the problems of harmonizing the interests of economic agents, extremely diverse in nature, goals, and subjects of economic activity. Ignoring this problem creates imbalances and social tensions, which are indicators economic depression.
Transforming a stimulus (as an external object of desire) into a motive (as an internal urge to act) implies judgments about regulatory possibilities within this mechanism regarding the economic behaviour of business entities. Economic sociology identifies two main channels for harmonizing economic interests: through a change in the socio-economic characteristics (individual or group) of the subject; or through the correction of private economic interests by aligning them with general economic interests (group, class, society). Achieving public consensus in this regard is an extremely complex task and is the cherished goal of any country’s political and legislative processes.
|
Economic Agent |
Subjects of Economic Activity |
Functions Performed |
|
No. 1. State Sector |
Enterprises wh ere state ownership exceeds 50% |
- Produces: final products for households and the state, investment goods, export goods - Sells fixed assets (capital goods) - Buys: labour, fixed assets and investment goods - Pays taxes - Deposits money in banks (undistributed budget) |
|
No. 2. Market Sector |
Legally existing enterprises with private and mixed forms of ownership |
|
|
No. 3. Shadow Sector |
- Unregistered economic units producing goods and services - Hidden activities of legally existing enterprises |
- Produces final products for households; - Buys labour; - Deposits money in banks. |
|
Economic Agent |
Subjects of Economic Activity |
Functions Performed |
|
No. 4. Aggregate Consumer |
Households |
- Purchases final products produced by the state, market and shadow sectors; - Offers labour to the state, market and shadow sectors - Pays taxes - Deposits money in banks - Buys foreign currency |
|
No. 5. State |
Federal, regional and municipal governments and extrabudgetary funds |
- Sets tax rates - Determines budget shares allocated to subsidize producers and for social transfers - Purchases final products produced by the state and market sectors |
|
No. 6. Banking Sector |
Commercial banks and the Central Bank |
- Sets deposit rates for enterprises and individuals - Issues money |
|
No. 7. External World |
Economic agents of the external world |
- Buys export goods |
Economic interest makes it possible to balance the main components of the policy of economic agents in such a way as to satisfy the economic interests of various social groups and ensure that they contribute as much as possible to transforming depressive tendencies of the economic cycle into recovery and growth, which ultimately increases demand. Economic interests operate through the interests of individual sectors of the national economy, structured around industry businesses, individual households, and individuals. Clusters undoubtedly represent the most effective form of harmonizing the economic interests of business structures.
The absence of consensus in modern Russia regarding the concept of analysing economic interests, primarily due to the virtual absence of effective trade unions, makes it impossible to establish fair mechanisms for evaluating labour, production factors, and structural preferences of the market model of the economy in economic legislation. But this will have to be done because imbalances in economic interests form the foundation of threats and challenges to national economic security.
In this context, the problem of national economic security acquires special significance, including considerations of integration processes and international cooperative relations. The Economic Security Strategy of the Russian Federation through 2030 was approved by the President in May 2017. The search can proceed in the global and national economic contexts. And determining the threshold values of national economic security is especially important. But that is a topic for another article!
[1] Torkunov, Anatoly (2023). Russian Policy of Turning to East: Problems and Risks. World Economy and International Relations, 67(4), 5-16. https://www.imemo.ru/index.php?page_ id=1248&file=https://www.imemo.ru/files/File/magazines/meimo/04_2023/02-TORKUNOV- eng.pdf.
[2] The Concept of the Foreign Policy of the Russian Federation. Approved by Decree No. 229 of the President of the Russian Federation dated March 31, 2023. Available at: https://www.mid. ru/en/foreign_policy/fundamental_documents/1860586/.
[3] See Kheifets, B. A. (2023). Vision of the Global Economy in the First Quarter of the 21st Century. 12 Scientific Reports Produced at the Institute of Economics of the Russian Academy of Sciences in 2006-2023. Analyzing New Trends in the Development of the World Economy and Russia’s Foreign Economic Relations. Aleteya (in Russian).
[4] Foreign Minister Sergey Lavrov’s statement and answers to media questions during a news conference on Russia’s foreign policy performance in 2023, Moscow, January 18, 2024. Available at: https://www.mid.ru/en/foreign_policy/news/1926392/.
[5] Yakovenko, A. V. (2023). 25 Trends in Modern International Relations and World Development). Available at: https://russiancouncil.ru/aleksander-yakovenko/comments/ (in Russian); Yakovenko, A. V. (2023). Geopolitical Turning Point and Russia: What the Foreign Policy Concept Tells Us: A Monograph. Diplomatic Academy of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation. Available at: https://dipacademy.ru (in Russian).
[6] https://www.rbc.ru/newspaper/2024/02/16/65cdc7179a79471aea4fb9a0. Accessed February
18, 2024 (in Russian).
[7] According to Financial Times, https://www.ft.com/content/124b4cdb-deb9-49a0- b28d-d97838606661.
Аннотация. В условиях формирования мировой экономики на основе многополярности, полицентричной модели развития и, связанных с этим процессов, фрагментации международных экономических отношений в большинстве национальных экономик современного мирового хозяйства существует настоятельная необходимость поиска драйверов экономического роста, адекватных архитектуре современного мирового хозяйства. В новой редакции Концепции внешней политики Российской Федерации декларируется такая новая форма стратегического планирования, как национальный интерес. Национальные интересы предопределяют стратегические цели, а последние, в свою очередь, служат отправной точкой при постановке конкретных задач развития национальной экономики, отдельных отраслей и регионов, конкретных показателей экономического роста. Принципиальную роль в этом могут сыграть современные кооперационные формы воспроизводственных процессов на основе глобальных цепочек добавленной стоимости, прежде всего в евразийском пространстве.
Ключевые слова: многополярность, полицентричная модель развития мировой экономики, национальные интересы, связанность, гармонизация интересов в моделях производственной кооперации, экономика сравнительных преимуществ современных форм международных экономических отношений
Современное мировое хозяйство и международные экономические отношения вступили в сложный период трансформации. В современной экономической науке осмысление этих процессов, явление вполне закономерное, крайне необходимое, прежде всего, для выработки национальной экономической стратегии.
При этом, признается, что «Поворот на Восток стал естественным продолжением и практическим воплощением принятой Россией на вооружение внешнеполитической философии многополярности, в рамках которой она видит себя одним из глобальных полюсов силы» [1].
В условиях формирования полицентричной модели развития мировой экономики, формирования и, связанной с этим турбулентностью, общественных отношений в большинстве национальных экономик современного мирового хозяйства существует настоятельная необходимость поиска драйверов экономического роста, адекватных архитектуре современного мирового хозяйства. Концепция внешней политики России, новая редакция которой была опубликована 31 марта 2023 г., традиционно выступает в качестве документа, определяющего базовые стратегические ориентиры отечественной дипломатии, определяет, что «Россия …выступает в качестве одного из суверенных центров мирового развития и выполняет исторически сложившуюся уникальную миссию по поддержанию глобального баланса сил и выстраиванию многополярной международной системы, обеспечению условий для мирного, поступательного развития человечества на основе объединительной и конструктивной повестки дня»[2].
В новой редакции Концепции внешней политики декларируется новая форма стратегического планирования - понятие «национальный интерес». Национальный интерес предопределяют стратегические цели, а последние, в свою очередь, служат отправной точкой при постановке конкретных практико-ориентированных задач.
Новизна данного положения имеет исключительное значение. В экономической науке, за небольшим исключением[3], практически отсутствуют работы, в которых анализируется проблема гармонизации экономических интересов агентов, исключительно разноплановых по своей природе, целям, субъектам экономической деятельности, страновой принадлежности. Игнорирование данной проблемы создает разбалансированность и социальную напряженность как в обществе, которые являются индикаторами депрессивного состояния экономики, так и в международных экономических отношениях.
Поиск баланса интересов возможен в контексте мирового и национального хозяйств. Как известно, совокупность последних, составляет основу первого и является существенным условием в определении мирового хозяйства.
Каковы горизонты и геоэкономические факторы оси «Север-Юг», вопрос исключительно важный. Представляется, что научное осмысление возможно, прежде всего, на основе детального анализа международных экономических отношений в контексте поиска баланса национальных интересов, в том числе и в первую очередь стран РИК- Россия- Индия – Китай, стран БРИКС, ШОС, СНГ, ЕАЭС.
Но закономерность процессов деглобализации процесс сложный и противоречивый. Его осмысление потребует времени. Сегодня предпринимаются попытки сформулировать основные политико – экономические индикаторы фундаментальных изменений в мировой экономике, международных экономических отношениях, международном бизнесе.
Министр иностранных дел Российской Федерации С.В.Лавров в ходе пресс-конференции по итогам деятельности российской дипломатии в 2023 году, Москва, 18 января 2024 года заявил: «Наши планы на направлении внутреннего развития четко очерчены ….по самым разным направлениям обеспечения устойчивого движения нашей экономики в сложившихся сегодня условиях из-за агрессивной противоправной политики США и их сателлитов. Задача стоит ясная – избавиться от какой-либо необходимости зависеть от производственно-сбытовых, финансовых, банковских и логистических цепочек, которые так или иначе контролируются или находятся под большим влиянием западных коллег. Этот курс четко определен в решениях, которые приняты и будут приниматься[4]».
По мнению А.В. Яковенко, деглобализация, вторая волна деколонизации, кризис либеральной идеи, кризис пятивекового доминирования Запада в глобальной политике, экономике и финансах, эти и 22 других направления цивилизационного развития лягут в основу будущего миропорядка [5].
Примечателен в этом отношении и доклад 60-й ежегодной Мюнхенской конференции по безопасности (Munich Security Conference— MSC) в Германии (16-18 февраля 2024г.), который называется «В проигрыше все?» (Lose— Lose?), в котором констатируется: «Теперь ключевые игроки отказываются от неолиберальных принципов и формируют экономическую политику, исходя из соображений национальной безопасности. Зарождается новый экономический порядок— так называемая секьюритизированная глобализация. Для него характерна диверсификация торговых отношений для уменьшения воздействия конкурентов (снижения рисков), перенос инвестиций в близкие по геополитическим интересам страны и «дискриминационные интервенции» (санкции, меры экспортного контроля в целях предотвращения утечки технологий)». Авторы доклада упоминают в этом ряду борьбу США и Китая за чипы, санкции против Москвы и создание Россией собственной системы передачи финансовых сообщений как альтернативы SWIFT[6].
Доклад ООН (un desa) «Мировое экономическое положение и перспективы 2024»[7] в оценке экономического прогноза исходит из того, что в мировой экономике ожидается затяжной период медленного роста, угрожающий достижению целей устойчивого развития.
На наш взгляд, не представляется возможным выработать эффективную внешнеэкономическую стратегию и торговую политику национальной экономики или интеграционного объединения без учета данных макроэкономических показателей.
Основные индикаторы прогнозов экспертного сообщества, международных организаций, государственных органов национальных экономик можно свести к следующим обобщениям и выводам.
Прогнозы международных организаций
|
Темпы прироста ВВП, % |
2023 |
ООН (янв. 24) |
ВБ (янв. 24) |
МВФ (окт. 23) | |||
|
2024 |
2025 |
2024 |
2025 |
2024 |
2025 | ||
|
Мир (по ППС) |
3,0 |
2,9 |
3,2 |
2,9 |
3,1 |
2,9 |
3,2 |
|
США |
2,5 |
1,4 |
1,7 |
1,6 |
1,7 |
1,5 |
1,8 |
|
Зона евро |
0,6 |
1,1 |
1,5 |
0,7 |
1,6 |
1,2 |
1,8 |
|
Япония |
1,7 |
1,2 |
1,1 |
0,9 |
0,8 |
1,0 |
0,7 |
|
Китай |
5,3 |
4,7 |
4,5 |
4,5 |
4,3 |
4,2 |
4,1 |
|
Индия (фикс. год) |
6,4 |
6,3 |
6,6 |
6,4 |
6,5 |
6,3 |
6,3 |
|
Бразилия |
3,1 |
1,6 |
2,3 |
1,2 |
1,5 |
1,5 |
1,9 |
|
Россия* |
2,7 |
1,3 |
1,5 |
1,3 |
0,9 |
1,1 |
1,0 |
Источник: UN World Economic Situation and Prospects 2024, WID Global Economic Prospects, IMF World Economic Outlook
К наиболее очевидным факторам относят инфляционное давление, которое несмотря на снижение, остается сильным (в том числе из-за неэкономических факторов на рынках энергоносителей и продовольствия); высокие процентные ставки, приводящие к увеличению процентных выплат по госдолгу; рост геополитической напряженности в разных частях мира, ведущей к торговым и инвестиционным ограничениям и другим нерыночным мерам в экономике.
Динамику экономических показателей в мировой экономике в 2023 г. предопределяли также: ослабление международной торговли, высокая стоимость заимствований, рост государственного долга. Ужесточение денежно-кредитной политики с выходом на плато во второй половине 2023 г. стимулировало отток капитала и ограничивало рост в развивающихся странах. Снижение инфляции было достигнуто на фоне высоких процентных ставок.
Развивающиеся страны (за исключением «туристически -ориентированных» малых островных государств) в значительной части не преодолели последствия «ковидного кризиса», в том числе из-за проблем с логистикой и со спросом крупных стран - торговых партнеров (Китай, Германия).
Внешний долг является исключительно важной проблемой в современной мировой экономике, который оказывает исключительное влияние на международные экономические отношения. Признается, что «для большинства стран исключительное значение на экономическую динамику оказал рост долговой нагрузки (на государственном и корпоративном уровнях) и проблемы с госдолгом, - в том числе, с учётом роста ставок. По данным Институте международных финансов (IIF) – на конец третьего квартала 2023 года, …. суммарный мировой долг достиг величины 307 трлн долл. Примерно 2/3 мирового долга приходится на страны с так называемыми зрелыми рынками (mature markets – MM), или страны, которые еще называют «развитыми». На страны с так называемыми развивающимися рынками (emerging markets – EM), или «развивающиеся страны», приходится 1/3 мирового долга. На конец 3-го квартала 2023 года суммарный долг развитых стран составил 206,0 трлн долл. против 194,4 трлн долл. в конце 3-го квартала 2022 года. Величина суммарного долга развивающихся стран равнялась соответственно 101,3 трлн и 94,5 трлн долл»[8].
Рост числа торговых ограничений предопределил слабую динамику международной торговли, рост геополитической напряженности и, конечном итоге, замедление экономического роста.
В странах СНГ экономический рост оказался выше прогнозов благодаря более высоким, чем ожидалось темпам роста в Российской Федерации, высоким показателям на Кавказе и странах Центральной Азии.
Совокупный показатель ВВП стран СНГ и Грузии в 2023 году вырос, по оценкам, на 3,3 процента, а в 2024 году предположительно увеличится на 2,3 процента.
На экономическую динамику постсоветского пространства, бесспорно, оказывают влияние интеграционные процессы, прежде всего стран - членов ЕАЭС. ЕАЭС создавался на базе накопленного государствами-членами опыта взаимодействия в рамках СНГ, Евразийского экономического сообщества (ЕврАзЭС), Таможенного союза и Единого экономического пространства, однако при этом учитывались также лучшие мировые практики, передовой международный опыт, включая функционирование ЕС и ВТО. В частности, нормы, правила и принципы ВТО были приняты во внимание при разработке Договора о ЕАЭС и берутся за основу при подготовке соглашений о преференциальной и непреференциальной торговле Союза с третьими странами.
Основной задачей функционирования Союза является повышение благосостояния граждан государств-членов. С этой целью Россия, Армения, Белоруссия, Казахстан и Киргизия проводят активную работу по формированию общего рынка Союза, который призван обеспечить свободу движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы. Сегодня ЕАЭС – это более 184,3 млн. потребителей. Совокупный ВВП государств-членов Союза составляет свыше 2 трлн. долларов США.
Статистические данные доказывают, что участие в Союзе приносит государствам-членам весьма значительные выгоды. Рост совокупного ВВП всех государств-членов за 2016-2021 годы составил 9,6%. Из них почти 0,7% (более 10 млрд долл. США) – вклад евразийской интеграции, что является ощутимым и значимым интеграционным эффектом. Кроме того, для наших партнеров по Союзу – Армении, Белоруссии и Киргизии – интеграционный эффект более ощутим, поскольку ЕАЭС – один из ключевых рынков сбыта их продукции и источников импорта. Армения и Киргизия в период с 2016 по 2021 гг. получили дополнительно 1,5 п.п. к росту ВВП, Белоруссия – 4,9 п.п., Казахстан – 0,5 п.п. При этом, продолжается серьезное давление на наших союзников с целью дискредитации и ослабления.
Государства Центральной Азии (Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан, Таджикистан и Туркменистан) достигли существенного прогресса в своем развитии в последние 20 лет. Их совокупный ВВП за этот период вырос более чем в семь раз, составив в 2021 году 347 млрд долл. США. Доля Центральной Азии в мировом ВВП по ППС с 2000 года выросла в 1,8 раза. Среднегодовой темп экономического роста стран Центральной Азии составил 6,2% за последние 20 лет (развивающиеся страны в целом росли с темпом 5,3%, а мир в целом — в среднем на 2,6% ежегодно). Центральноазиатские государства состоялись экономически и имеют серьезные перспективы развития. Рост экспортных доходов, денежных переводов трудовых мигрантов и объемов прямых иностранных инвестиций способствовал повышению доходов населения и сокращению бедности. В большинстве стран региона ВВП по ППС на душу населения увеличился в 3 раза.
Оборот внешней торговли товарами стран Центральной Азии составил 165,5 млрд долл. в 2021 г. и за последние 20 лет вырос в 6 раз. Нахождение центральноазиатских стран на перекрестке транспортных путей создает возможности для развития транзитного потенциала как в отношении транспортировки товаров, так и для вовлечения стран региона в трансграничные производственные цепочки. Взаимная торговля стран региона развивается опережающими темпами по отношению к внешней торговле, ее вес в общем товарообороте последовательно увеличивается, составив 9,9% по итогам 2021 года. Значительный импульс развитию и увеличению объемов внутрирегиональной торговли после 2017 года придал Узбекистан.
Несмотря на достигнутый прогресс, существует ряд системных проблем (вызовов), сдерживающих социально-экономическое развитие центральноазиатских государств. Среди значимых барьеров — качество институциональной среды, узкие места на региональных транспортных сетях, социальные проблемы, макроэкономические риски, недостаточный уровень гармонизации в региональных торгово-экономических отношениях. Странам региона необходимо преодолеть четыре ключевых структурных вызова — отсутствие выхода к морю; ресурсная зависимость и низкий уровень развития финансового сектора; рассогласованность в водно-энергетической сфере; климатические изменения. Центральноазиатские страны, действуя согласованно, будут иметь больше возможностей для преодоления структурных проблем развития. Повышение нагрузки на энергетическую систему в условиях роста экономической деятельности и связанность стран региона общими бассейнами рек делают безальтернативным их сотрудничество в водно-энергетической сфере.
Согласно прогнозу ЦМАКП ВВП России в 2023 г. возрастет на 3.3-3.5%, в 2024 Г. - на 1.5-1.8%, в 2025 Г. - на 2.0-2.3%. В основе таких негативных прогнозных оценок называется более высокая инфляция и возобновление курса на ужесточение денежно кредитной политики в Российской Федерации в 2024 году.
Россия на фоне мира: относительная динамика и оценка
Драйвером мировой экономики могут стать новые промышленные развивающиеся страны (Индия, Юго-восточная Азия), развитие новых технологий и новые партнерства между странами с образованием новых же центров силы.
В этом контексте, особый интерес представляет сравнительная оценка потенциала экономического роста зоны евро и Китая.
Основные индикаторы экономического роста зоны евро в 2023 г. свидетельствуют, что в среднем экономика росла околонулевыми темпами роста (исключение - небольшая рецессия в Германии). Хотя рынок труда оставался устойчивым. В 2024 г. прогнозируется слабый рост, однако, не исключается вероятность рецессии в отдельных странах объединения. Негативно на рост будут влиять высокие процентные ставки, ужесточение фискальной политики и геополитические конфликты. В отдельных странах зоны евро также возможен долговой кризис на фоне роста процентных выплат по госдолгу. Остается проблема с обеспечением энергетической безопасности. Ускоренный энергопереход будет «оттягивать» на себя ресурсы, замедляя экономический рост. Очевидны и значительные инвестиции в военно- промышленный комплекс и рост закупок вооружений и военной техники.
Сегодня экономика ЕС «…составляет 65% от размера экономики США[9]. Десять лет назад в 2013 году этот показатель был 91%. При том что население ЕС почти на 100 млн человек больше населения США. В результате, ВВП США на душу населения сегодня более чем в два раза превышает аналогичный показатель ЕС, и разрыв увеличивается. Отставание Европы также растет в технологическом лидерстве, финансировании НИОКР, производстве полупроводников, рейтинге университетов и др. Двойной американский удар по конкурентоспособности европейцев - через разрыв энергетических и хозяйственных связей с Россией и стимулирование перетока капиталовложений и инновационных ресурсов из Старого Света в Новый (через закон США о конкуренции 2022 года) - уже сказывается на уровне жизни европейских стран»[10].
В 2023 г. экономический рост Китая сдерживался слабым внутренним и внешним спросом, а также кризисом на рынке недвижимости. Меры господдержки (включая снижение налогов и сборов с бизнеса, смягчение монетарной политики) не помогли восстановить внутренний спрос. Проводится в целом стимулирующая кредитно-денежная политика - резко отличающаяся от политики в США и еврозоне. Прогнозируется дальнейшее снижение темпов роста ВВП из- за высокой закредитованности экономики, особенно в жилищном секторе и нестабильного внешнего спроса. Со стороны США и их союзников возможны новые торговые и инвестиционные ограничения, направленные на сдерживание экономического и технологического развития Китая.
|
Показатель |
2021 |
2022 |
2023 |
|
ВВП, % |
8.5 |
3.0 |
5.2 |
|
Инфляция,/. |
0.9 |
1.9 |
0.7 |
|
Уровень безработицы, % ЭАН |
5.1 |
5.5 |
5.3 |
Сальдо торгового баланса Китая (со снятой сезонностью), млрд. долл.
Экспортоориентированная модель экономики Китая из-за роста неопределённости на мировых рынках и геополитическими вызовами предопределила смену Китаем концепции экономического роста. «Это предполагает два важных сдвига в экономической политике: первый – перенос внимания со строительства недвижимости на опережающее развитие высокотехнологичных производств в отраслях, определяющих современный научно-технический прогресс, и второй – смена главенствующих макроэкономических направлений»[11]. Значимость России как торгового партнера существенно растёт.
В этом контексте особую значимость приобретает закономерный вопрос «Опасности нет, что мы, освободившись из-под ига Запада, из-под диктата его корпораций, попадём в полную зависимость от китайских корпораций и отдадим свой рынок им?». Наиболее точный ответ, который мы разделяем «Эта опасность всегда существует»[12]. Следует отметить, что «уже сейчас структура российского экспорта в КНР заметно хуже, чем экспорта в целом. За три десятилетия Россия из поставщика машин и оборудования превратилась в сырьевой придаток китайской экономики»[13].
Анализ внешнеэкономических связей позволяет очертить круг наиболее эффективных инструментов протекционистской политики в экспортоориентированной модели экономики Китая, к которым относятся, в том числе:
Субсидии по оплате банковских кредитов по льготным (за счет правительства) процентным ставкам; Приоритетная поддержка в рамках кредитной политики банка; Преимущественный порядок административного одобрения; Приоритетная валютная поддержка; Возмещение налога на экспорт оборудования и других материалов, относящихся к зарубежному инвестиционному проекту; Приоритетный доступ к услугам, относящимся к финансированию за рубежом, инвестиционным консультациям; оценке и контролю рисков, страховые инвестиции; Координированная поддержка нескольких правительственных департаментов с упором на обмен информацией, дипломатическую защиту, поездки персонала за границу и регистрацию экспортных и импортных юридических прав.
Китай обвиняют в том, что он занимается нелегальной реверсивной инженерией, то есть нарушает патентное право и права интеллектуальной собственности. Китайцы занимаются декомпановкой изделия или узла и начинают производить нечто похожее без авторизации со стороны обладателя прав на изделие.
Реверсивная инженерия позволяет китайским инженерам и ученым воссоздавать продукцию некитайских производителей, сокращая тем самым время и расходы на НИОКР. Практика реверсивной инженерии соответствует цели промышленной политики Пекина по «введению, освоению, поглощению иностранных технологий и повторному изобретению этой технологии с улучшениями».
Набор инструментов, которыми пользуется КНР для принуждения передачи иностранных технологий и интеллектуальной собственности китайским конкурентам, включает в себя: Ограничения иностранной собственности, понуждение к созданию совместных предприятий и партнерств, которые явно или скрытно побуждают передачу технологий; Враждебные процедуры административного и лицензионного процессов; Дискриминационные ограничения в области патентного права и интеллектуальной собственности; Обзоры по безопасности; Технологические стандарты контроля и безопасности; Локализацию баз данных; Обременительное и выматывающее тестирование; Дискриминационные каталоги и списки; Ограничения на госзакупки; Введение местных технологических стандартов, существенно отклоняющихся от международных норм, что может создавать «черный ход» для китайского доступа к исходным кодам, алгоритмам шифрования; Принудительную локализацию НИОКР; Антимонопольное законодательство; Обзорные экспертные панели; Китайскую Компартию, оказывающая влияние на корпоративное управление; Переводы китайских работников в совместные предприятия.
Китайский Закон о кибербезопасности, вступивший в силу в июле 2017-го, утверждает обзоры по безопасности по продуктам и услугам, вводит ограничения по трансграничной передаче данных, требует локализации данных и авторизует разработку национального стандарта по кибербезопасности, который превосходит по масштабам и объему международные стандарты.
Основу интеграционных производственных процессов в современных международных экономических отношениях и международном бизнесе составляют экономика сравнительных преимуществ, которую предопределяют три ее эффекта: «создание торговли», «смещение торговых потоков» и развитие экономики масштаба.
Формат данной статьи не позволяет более детально изложить данный аспект проблемы, но заметим, остается сожалеть, что она остается за пределами тематики современных научных исследований.
Единичное разделение труда, как доминирующая тенденция мировой экономики и сформировавшиеся на этой основе глобальные цепочки добавленной стоимости предопределили интеграционные производственные процессы в современных международных экономических отношениях и международном бизнесе. Данный фактор предопределил импортозависимость национальной экономики России[14].
Особое беспокойство вызывает судьба национальных стратегических системообразующих активов. Пример тому компания «Русский алюминий», «которая посредством угроз применения санкций была фактически экспроприирована и поставлена под контроль правительства США. Девять алюминиевых заводов общей производительностью 4 млн тонн алюминия в год, четыре крупнейших гидроэлектростанции совокупной мощностью около 15 тыс. МВт, обеспечивающих электроэнергией 15 млн человек, а также другие активы En+ Group перешли под контроль Управления по контролю над иностранными активами Минфина США…[15]».
По оценке проф. В.Катасонова, реально с 1994 по 2021 г. из России было выведено от 2,5 до 3,0 трлн. долл. Причём масштабы вывода средств из страны иностранным капиталом нарастали. Если в 90-е годы в среднем на год из страны уходило по 20-30 млрд. долл., то в последние годы – примерно 200 млрд. долл.
На наш взгляд, основу современных дисбалансов внешнеэкономической деятельности в мировой экономике составляют глобальные цепочки добавленной стоимости (ГЦДС), которые стали важнейшей составляющей постиндустриальной модели мировой экономики (шестого технологического уклада). Адекватное и научно обоснованное понимание «торговых задач», связанных с ростом добавленной стоимости продукции в ходе ее трансграничного перемещения, а также способность содействовать их решению превратились в решающий фактор создания эффективной регулятивной среды для мировой торговли. В данном контексте вопросы рентабельности внутринациональных и трансграничных сегментов ГЦДС являются исключительно актуальными всех экономик независимо от уровня их развития, что диктует необходимость выработки всеобъемлющей стратегии по целенаправленному развитию ГЦДС и совершенствованию профильного международного кооперационного сотрудничества.
Поиск возможен в контексте мирового и национальных хозяйств. Как известно, совокупность последних, составляет основу первого и является существенным условием в определении мирового хозяйства. Обозначились и основные векторы поиска. Мы относим к ним деятельность Группы 20, стран БРИКС, ШОС, СНГ, ЕАЭС, антикризисные мероприятия по ликвидации дисбалансов, решение долговой проблем.
Но устойчивый рост, на наш взгляд, в значительной мере, может быть обеспечен и в рамках национального хозяйства посредством гармонизации экономических интересов его экономических агентов. Экономический интерес - основная категория для обозначения реальных причин и коренных, наиболее глубоких мотивов экономической деятельности и экономического поведения людей, стоящих за их непосредственными побуждениями – мотивами и идеями. Именно экономические интересы способствует согласованности во взаимодействии различных социальных групп и слоев в ходе непрерывного приспособления к экономическим изменениям, формирующим это взаимодействие. Экономические интересы выступает формой выражения отношений между субъектами экономической деятельности - экономическими агентами по поводу производства, распределения, обмена и потребления материальных ресурсов и благ цивилизации. Экономические отношения, проявляясь в экономических интересах, приобретают характер движущих сил общественного развития, побудительных мотивов хозяйственной деятельности экономических агентов. В экономической науке практически отсутствуют работы, в которых анализируется проблема гармонизации экономических интересов агентов, исключительно разноплановых по своей природе, целям, субъектам экономической деятельности. Игнорирование данной проблемы создает разбалансированность и социальную напряженность в обществе, которые являются индикаторами депрессивного состояния экономики.
Трансформация стимула (как внешнего объекта стремления) в мотив (как внутреннее побуждение к действию) предполагает суждения о регулятивных возможностях, заложенных в этом механизме относительно экономического поведения субъектов хозяйственной деятельности. В экономической социологии известно два основных канала гармонизации экономических интересов - через изменение (индивидуальных или групповых) социально-экономических характеристик субъекта либо путем коррекции частного экономического интереса через соотнесение его содержания с содержанием общего экономических интересов (группы, класса, общества в целом). Достижение общественного консенсуса в этом отношении задача исключительно сложная. Ее достижение заветная цель политического процесса и законодательного процесса любой страны.
|
Экономический агент |
Субъекты экономической деятельности |
Выполняемые действия |
|
№ 1. Государственный сектор |
Предприятия, доля госсобственности в которых >50% |
- Производит: конечный продукт для домашних хозяйств и государства, инвестиционные товары, экспортные товары; - Продает основные фонды (капитальные товары); - Покупает: рабочую силу, основные фонды и инвестиционные товары; - Платит налоги; - Размещает деньги в банках (нераспределенный бюджет). |
|
№ 2. Рыночный сектор |
Легально существующие предприятия с частной и смешанной формой собственности | |
|
№ 3. Теневой сектор |
- Нерегистрируемые экономические единицы, производящие товары и услуги; - Скрытая деятельность легально существующих предприятий |
- Производит конечный продукт для домашних хозяйств; - Покупает рабочую силу; - Размещает деньги в банках. |
|
№ 4. Совокупный потребитель |
Домашние хозяйства |
- Покупает конечные продукты, производимые государственным, рыночным и теневым секторами; - Предлагает рабочую силу государственному, рыночному и теневому сектору; - Платит налоги; - Размещает деньги в банках; - Покупает иностранную валюту. |
|
№ 5. Государство |
Федеральное, региональное и муниципальное правительства и внебюджетные фонды |
- Устанавливает налоговые ставки; - Определяет доли бюджета, идущие на субсидирование производителей и на социальные трансферты; - Закупает конечные продукты, произведенные государственным и рыночным сектором. |
|
№ 6. Банковский сектор |
Коммерческие банки и ЦБ |
- Устанавливает ставки по депозитам для предприятий и физических лиц; - Осуществляет эмиссию денег. |
|
№ 7. Внешний мир |
Экономические агенты внешнего мира |
- Покупает экспортные товары |
Экономический интерес позволяет сбалансировать основные составляющие экономической политики агентов таким образом, чтобы удовлетворить экономические интересы различных социальных групп и обеспечить их максимальный вклад в трансформацию депрессивных тенденций экономического цикла в оживление и подъем, в конечном итоге – рост спроса. Экономические интересы реализуются через интересы отдельных секторов национальной экономики, структуру которых составляют отраслевой бизнес, отдельные домашние хозяйства и физические лица. Наиболее эффективной формой гармонизации экономических интересов бизнес-структур, безусловно, является кластер.
Отсутствие в современной России консенсуса относительно концепции анализа экономических интересов, в том числе и прежде всего, из-за фактического отсутствия профсоюзов, не позволяет закрепить в экономическом законодательстве справедливые механизмы оценки труда, факторов производства и структурных предпочтений рыночной модели экономики. Но делать это придется, потому что разбалансированность экономических интересов составляет основу угроз и вызовов национальной экономической безопасности.
В связи с этим, особое значение приобретает проблема национальной экономической безопасности, в том числе, с учетом интеграционных процессов и международных кооперационных отношений. Государственная стратегии экономической безопасности РФ на период до 2030 г. была утверждена указом президента РФ в мае 2017 г. Поиск возможен в контексте мирового и национального хозяйства. И что особенно важно, определении пороговых значений национальной экономической безопасности. Но это тема другой статьи!
[1] Торкунов А. Российская политика поворота на восток: проблемы и риски. 10 апреля 2023. https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/comments/mirovoy-poryadok-rukhnul/
[2] Концепция внешней политики Российской Федерации. Указ Президента Российской Федерации, 31 марта 2023 года. «Об утверждении Концепции внешней политики Российской Федерации. С.2. // http://kremlin.ru/events/president/news/70811
[3] См.// Хейфец Б.А. Видение глобальной экономики первой четверти XXI века. 12 научных докладов, выполненных в Институте экономики РАН в 2006-2023гг. и анализирующих новые тенденции в развитии мировой экономики и внешнеэкономических связей России/ Б.А.Хейфец. – СПб.: Алетейя,2023. – 632с.
[4] С.В. Лавров Итоги деятельности российской дипломатии в 2023 году. Москва, 18 января 2024 года. // https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/comments/itogi-deyatelnosti-rossiyskoy-diplomatii-v...
[5] Яковенко А.В. 25 тенденций современных международных отношений и мирового развития.// https://russiancouncil.ru/aleksander-yakovenko/comments/; «Геополитический перелом и Россия» О чем говорит внешнеполитическая концепция: монография. – Москва: Дипломатическая академия МИД России,2023. 144с.// https://dipacademy.ru.
[6] https://www.rbc.ru/newspaper/2024/02/16/65cdc7179a79471aea4fb9a0. Дата запроса 18 февраля 2024г.
[7] Подготовлен Департаментом по экономическим и социальным вопросам ООН (ДЭСВ) в сотрудничестве с Конференцией ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД) и пятью региональными комиссиями ООН.
[8] Global Debt Monitor. Politics and Climate Finance in a High-Debt World. – IIF, November 16th, 2023.// В. Катасонов. Итоги 2023 года: мировой долг «пробил планку» в 300 трлн долларов. //https://fondsk.ru/news/2024/01/03/itogi-2023-goda-mirovoy-dolg-probil-planku-v-300-trln-dollarov.html
[9] по данным Financial Times
[10] Дынкин А.А. О формировании нового миропорядка по модели «Север-Юг», 27 ноября 2023г. https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/comments/o-formirovanii-novogo-miroporyadka-po-mode...
[11] Пироженко В. Китай — на пороге смены концепции экономического роста. // https://fondsk.ru/news/2024/01/05/kitay-na-poroge-smeny-koncepcii-ekonomicheskogo-rosta.html
[12] Научный руководитель факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Сергей Караганов. «БИЗНЕС Online», 12 января 2024г. https://globalaffairs.ru/articles/strah-pered-adom-vosstanovit/
[13] Глазьев С.Ю. За горизонтом конца истории: монография. – Москва: Проспект, 2024. -416с. С.233.
[14] Импортозависимость экономики России: - 50-90% в средствах производства; 75-80% твердосплавного инструмента - из-за рубежа (ассоциация "Станкоинструмент", март, 2021); Доля отечественной микроэлектроники не выше 10% (ТАСС, сентябрь, 2020); Доля импортных компонентов в судостроении - больше 70% (ОСК, июнь, 2020); Доля импортного оборудования в пищевой промышленности - 55% (Росспецмаш, октябрь, 2020); На рынке усилителей, микрофонов, устройств для модуляции звука доля "иностранцев" - 95-97,5% (Минпромторг, июнь, 2021); На рынке дорожно-строительной техники доля импорта выше 60-70% (ВШЭ, 2021)// см.Толмачев П. И. Внешнеэкономические факторы интеграционных процессов в условиях современных трендов мировой экономики. //Вопросы новой экономики. № 3 (67), 2023. С.27-40
[15] Глазьев С.Ю. За горизонтом конца истории: монография. – Москва: Проспект, 2024. -416с. С.244.
Социальные сети Instagram и Facebook запрещены в РФ. Решением суда от 21.03.2022 компания Meta признана экстремистской организацией на территории Российской Федерации.
